Введение
Бронхиальная астма (БА) является одним из наиболее распространенных хронических заболеваний легких, которым страдают около 400 млн человек во всем мире, причем заболеваемость постепенно растет [1]. Более чем у 260 млн пациентов с БА имеет место недостаточный или плохой контроль заболевания, что способствует снижению качества жизни пациентов, увеличению числа обострений, госпитализаций, смертности и расходов на лечение [2]. При этом у 5–10% пациентов БА характеризуется тяжелым течением заболевания и остается неконтролируемой, несмотря на соблюдение максимально оптимизированной терапии (высокие дозы ингаляционных глюкокортикостероидов (иГКС) / длительно действующих β2-агонистов (ДДБА) в комбинации с длительно действующими м-холинолитиками (ДДАХ)), исключение других причин, включающих отсутствие приверженности лечению, неадекватную технику ингаляции, влияние сопутствующих заболеваний или потерю контроля, когда проводится деэскалация кортикостероидной терапии [3]. В соответствии с клиническими рекомендациями, этой категории пациентов показано назначение генно-инженерной биологической терапии (ГИБТ)1.
За последние два десятилетия было разработано несколько специфических моноклональных антител для лечения тяжелой БА (ТБА), направленных на основные механизмы воспаления, реализующие клинические проявления патологического процесса [4]. БА является гетерогенным заболеванием, включающим в себя множество различных перекрывающихся клинических фенотипов и молекулярных эндотипов [5]. Гетерогенность БА обусловливает вариабельность ответа на терапию, что требует поиска дополнительных биомаркеров, позволяющих прогнозировать ответ на лечение до назначения препарата [6].
Наиболее часто ТБА связана с реализацией каскадов Т2-воспаления, основными цитокинами которого являются интерлейкин (ИЛ) 4, ИЛ-5 и ИЛ-13, участвующие в регуляции различных аспектов жизненного цикла эозинофилов, включая их пролиферацию, миграцию в кровь, взаимодействие с эндотелиальными клетками и миграцию в ткани [7]. Абсолютное количество эозинофилов в крови ассоциировано с увеличением тяжести течения БА и в настоящее время используется как один из критериев Т2-воспаления и один из биомаркеров для выбора генно-инженерного биологического препарата (ГИБП) [8, 9]. Однако эозинофилы крови не дают информации о степени выраженности эозинофильного воспаления в дыхательных путях и статусе активации эозинофилов [10]. Так, биологические препараты, нацеленные на ИЛ-5, значительно снижают количество эозинофилов в периферической крови, но их влияние на эозинофилы дыхательных путей менее выражено и весьма вариабельно [11]. Это повышает вероятность того, что эозинофилы, которые сохраняются в дыхательных путях, могут представлять собой функционально различные субпопуляции, которые менее чувствительны к ИЛ-5 и могут способствовать сохранению риска обострений [12].
Активация эозинофилов в дыхательных путях приводит к высвобождению их вторичных гранул, содержащих эозинофильную пероксидазу (ЕРХ), эозинофильный катионный белок, главный основной белок и эозинофильный нейротоксин (EDN), посредством экзоцитоза, дегрануляции и цитолиза [13]. Эти пептиды проявляют цитотоксические и противоинфекционные свойства благодаря своей рибонуклеазной (РНКазной) активности и участвуют в повреждении эпителия легких, гиперсекреции слизи, ремоделировании дыхательных путей и воспалении [14]. Степень активации эозинофилов может быть оценена путем количественного измерения пептидов, освобождающихся при дегрануляции эозинофилов, и не всегда коррелирует с их количеством в периферической крови [13]. В исследовании M. Tang et al. [15] показано, что примерно у 30% пациентов с количеством эозинофилов в крови ниже 150 клеток/мкл наблюдался значительно повышенный уровень EPX в мокроте, а примерно у 50% пациентов с количеством эозинофилов 150–299 клеток/мкл наблюдался аналогичный высокий уровень EPX в мокроте. В доступной литературе имеют место противоречивые сведения относительно прогностической ценности эозинофильного катионного белка, однако широко исследуется значимость ЕРХ и EDN в качестве потенциальных биомаркеров ответа на терапию и прогноза заболевания.
Эозинофильный нейротоксин (РНКаза2) принадлежит к суперсемейству рибонуклеаз A и представляет собой одноцепочечный полипептид с молекулярной массой 18,6 кДа [16]. Больше всего EDN продуцируется эозинофилами, в меньшей — моноцитами, дендритными клетками, базофилами и нейтрофилами [17]. Было показано, что в дополнение к нейротоксическому действию EDN обладает противовирусной и антибактериальной активностью, селективным хемотаксическим действием в отношении дендритных клеток и также может индуцировать продукцию провоспалительных цитокинов в моноцитах/макрофагах и созревание дендритных клеток через Toll-подобный рецептор 2 (TLR2) [16]. EDN высвобождается из гранул эозинофилов после активации цитокинами (включая ИЛ-5, ИЛ-11 и ИЛ-33) и другими провоспалительными медиаторами и может служить биомаркером активации и дегрануляции эозинофилов у пациентов с ТБА [18]. В ряде исследований изучалась роль EDN и его использование в качестве клинического биомаркера для диагностики и мониторинга астмы. Было показано, что EDN в сыворотке крови коррелирует с тяжестью заболевания [19] и гиперреактивностью дыхательных путей [20]. Содержание EDN может быть оценено в сыворотке, плазме, моче, жидкости бронхоальвеолярного лаважа и мокроте [19]. В отличие от эозинофилов в крови, EDN демонстрирует стабильность с минимальными внутрисуточными колебаниями, и экономически его определение более эффективно, чем других белков эозинофильных гранул [19].
Высвобождаемая при активации эозинофилов ЕРХ может напрямую повреждать эпителий дыхательных путей и действовать как провоспалительный фактор. Кроме того, EPX может способствовать экспрессии эпидермального фактора роста HER-2, управляя процессом пролиферации и цикла клеток, в конечном итоге вызывая ремоделирование тканей и обновление клеток при заболеваниях дыхательных путей [21]. В исследовании M. Tang et al. [15] показано, что у пациентов с БА при более высоком уровне EPX в мокроте наблюдались тяжелая обструкция дыхательных путей, частые обострения и образование слизистых пробок в дыхательных путях.
Хотя показатели EDN и EPX в периферической крови изучались для оценки тяжести течения астмы, исследования прогнозирования ответа на терапию ГИБП остаются ограниченными [22–24].
Цель исследования: определение роли EDN и EPX для оценки течения ТБА, дифференциальной диагностики ее фенотипа и контроля эффективности биологической терапии астмы анти-ИЛ-5-препаратами и анти-ИЛ-4R-препаратами.
Содержание статьи
Материал и методы
Исследование проводили на базе НИИ пульмонологии ФГБОУ ВО ПСПбГМУ им. И.П. Павлова Минздрава России, в Экспертном центре по профилю «пульмонология» СПб ГБУЗ «ГМПБ № 2».
Было обследовано 80 больных с неконтролируемой ТБА. В исследование включали пациентов в возрасте 18 лет и старше, с длительностью заболевания более 1 года, получающих базисную ингаляционную терапию в объеме 5-й ступени терапии БА на протяжении не менее 3 мес.1 Критерии невключения: клинически значимая сопутствующая патология, перенесенные хирургические вмешательства на органах грудной клетки, острый инфаркт миокарда, острые нарушения мозгового кровообращения в анамнезе. Пациенты включались в исследование только после подписания информированного согласия.
Пациенты случайным образом были разделены на 2 группы: 1-я группа — 38 пациентов с ТБА, которым был назначен препарат бенрализумаб; 2-я группа — 42 пациента с ТБА, которым был назначен дупилумаб. Препараты назначали согласно фенотипу заболевания и критериям назначения ГИБТ, указанным в федеральных клинических рекомендациях1 и GYNA2. Обследование проводилось дважды: до момента назначения ГИБТ и через 1 год терапии ГИБП. Кроме того, все пациенты получали базисную ингаляционную терапию ДДАХ/ДДБА/иГКС.
Комплексное обследование состояло из оценки степени контроля БА по АСТ-тесту, общеклинического и биохимического анализов крови, определения содержания EDN и EPX в сыворотке крови, спирометрии с бронхолитической пробой.
При изучении анамнеза уточняли длительность заболевания от появления первых жалоб до настоящего времени, возраст дебюта заболевания, количество обострений за последний год, наличие сенсибилизации и непереносимости аспирина и других нестероидных противовоспалительных средств, характер сопутствующей патологии.
В общеклиническом анализе крови оценивали абсолютное количество эозинофилов. Проводили количественное измерение содержания общего IgЕ. Содержание EDN и EPX определяли с помощью метода иммуноферментного анализа. Так как в доступных источниках литературы отсутствуют исследования, определяющие референтные значения EPX, для определения референтного диапазона значений содержания EDN и EPX в сыворотке крови была обследована группа здоровых добровольцев (n=10). Были получены следующие референтные диапазоны показателей: 52,39–130,47 нг/мл для EPX и 8,78–18,92 нг/мл для EDN. Полученные для EDN результаты соответствуют описанным в исследовании B. Rutten et al. [25]: 1,98–26,10 нг/мл.
Спирометрию выполняли на приборе для комплексного исследования функциональных показателей легких Masterscreen (Erich Jaeger GmbH, Германия). Определяли следующие показатели: жизненную емкость легких (ЖЕЛ), форсированную ЖЕЛ, объем форсированного выдоха за 1-ю секунду (ОФВ1), индекс Тиффно.

Статистическую обработку результатов исследования проводили с помощью пакета прикладных статистических программ Statistica for Windows v.7.0. Предварительно оценивали соответствие исследуемых выборок закону нормального распределения с помощью критерия Шапиро — Уилка. Если распределение признаков в группах соответствовало нормальному закону распределения, для сравнения групповых средних использовали параметрический t-критерий Стьюдента. В противном случае использовали непараметрические методы. Определение числовых характеристик переменных с вычислением средней арифметической и средней квадратической ошибки было проведено с помощью описательной статистики. С целью выявления взаимосвязи между переменными был проведен корреляционный анализ. При значении коэффициента корреляции r <0,3 взаимосвязи оценивали как слабые, при 0,3
Результаты и обсуждение
Среди обследованных пациентов в обеих группах преобладали женщины (70% в 1-й группе и 56,5% — во 2-й). Средний возраст обследованных составил 65,62±6,9 года. Степень контроля и анамнестическая длительность заболевания существенно не различались в группах. Пациенты 1-й группы характеризовались более старшим возрастом, поздним дебютом заболевания и частыми обострениями БА, требующими введения системных ГКС (сГКС). В обеих группах не было пациентов, получающих сГКС на постоянной основе. Доказанная сенсибилизация к аллергенам и сопутствующие Т2-воспалительные заболевания (атопический дерматит, аллергический ринит, хронический полипозный риносинусит, хроническая идиопатическая крапивница) чаще встречались среди пациентов 2-й группы. Пациенты существенно не различались по параметрам вентиляционной функции легких, нарушения которой носили обструктивный характер (табл. 1).

Содержание эозинофилов в крови и IgЕ были достоверно выше среди пациентов 2-й группы (см. табл. 1), что могло быть обусловлено более частым и выраженным атопическим компонентом у пациентов этой группы по сравнению с 1-й группой.
У пациентов обеих групп отмечалось повышение содержания EDN и ЕРХ, существенно превышающее показатели, полученные в группе контроля (см. рисунок). Несмотря на достоверное различие по абсолютному количеству эозинофилов у пациентов 1-й и 2-й групп, значимых различий уровней EDN и EPX между группами выявлено не было, что могло свидетельствовать о более высоком статусе активации эозинофилов в 1-й группе. Согласно данным литературы у пациентов с ТБА наблюдались повышенные уровни EDN по сравнению со здоровыми субъектами, причем более высокие уровни фиксировались во время обострений БА по сравнению с периодом ремиссии [25]. Во 2-й группе получена корреляция между содержанием EDN в периферической крови и абсолютным количеством эозинофилов (r=0,69), подтверждающая полученные в исследовании Y. Lee et al. [19] результаты.
В обеих группах больных была получена корреляция между уровнем EDN и анамнестической длительностью БА (r=0,65 и r=0,76), а также возрастом дебюта заболевания (r=-0,57 и r=-0,61). Наряду с этим в 1-й группе выявлена корреляция между содержанием EDN и непереносимостью аспирина (r=0,64). В исследовании I. Mogensen et al. [26] была показана взаимосвязь между концентрацией EDN и ОФВ1, а также с вероятностью наличия фиксированной обструкции дыхательных путей. Однако в настоящем исследовании аналогичных взаимосвязей выявлено не было.
Концентрация ЕРХ была связана с ОФВ1 в 1-й группе (r=0,52) и АСТ-тестом во 2-й группе (r=0,69).
Таким образом, наиболее существенная корреляция была выявлена в 1-й и 2-й группах между уровнем EDN и анамнестической длительностью БА, возрастом дебюта заболевания, между концентрацией ЕРХ и ОФВ1 в 1-й группе и АСТ-тестом — во 2-й.
На фоне применения ГИБТ в обеих группах отмечались снижение частоты обострений, тенденция к улучшению контроля заболевания и повышению ОФВ1 (табл. 2). В 1-й группе благодаря антителозависимой клеточно-опосредованной цитотоксичности бенрализумаба удалось добиться практически полной деплеции эозинофилов, что согласуется с результатами, полученными M.I. Reza et al. [27]. Во 2-й группе, напротив, отмечалось повышение количества эозинофилов в динамике, т. е. имела место транзиторная эозинофилия крови. Данный факт может объясняться тем, что дупилумаб блокирует миграцию эозинофилов в ткани путем ингибирования выработки эотаксинов, опосредованной ИЛ-4 и ИЛ-13, и молекул адгезии сосудистых клеток [28]. Во 2-й группе получена взаимосвязь между исходным содержанием EDN и абсолютным количеством эозинофилов через 1 год от начала терапии дупилумабом (r=0,69).

У пациентов, получающих бенрализумаб, полного контроля заболевания удалось добиться в 32% наблюдений, частичного контроля — в 28%, у пациентов, получающих дупилумаб, — в 48 и 32% наблюдений соответственно.
Взаимосвязь величин EDN и ЕРХ со степенью достижения контроля заболевания была получена только в группе пациентов, получавших бенрализумаб в течение 1 года (r=0,63 и r=0,31 при р<0,01). У пациентов с более высокими исходными концентрациями EDN и ЕРХ отмечался лучший ответ на лечение. Это может свидетельствовать о существенном влиянии функциональной активности эозинофилов на реализацию патологических событий у пациентов этой группы, у которых отмечен поздний дебют БА, более длительное, по сравнению с пациентами 2-й группы, течение заболевания и непереносимость аспирина. Исследование J. An et al. [22] подтверждает, что значение уровня EDN может быть более эффективным биомаркером для прогноза биологической эффективности, по сравнению с показателем количества эозинофилов, поскольку он лучше коррелирует с контрольным статусом, чем количество эозинофилов в крови в ROC-анализе. В ряде исследований также было показано влияние бенрализумаба на снижение содержания EDN [23, 24].
Таким образом, EDN ассоциирован со степенью функциональной активности эозинофилов, участвующей в реализации Т2-воспаления в дыхательных путях, и может рассматриваться в качестве биомаркера-кандидата для выбора ГИБП.
Заключение
Выбор ГИБП для лечения пациентов с неконтролируемой ТБА представляет собой сложную задачу из-за неоднородности патофизиологических механизмов и гетерогенности клинических проявлений заболевания. Идеальный биомаркер должен быть способен идентифицировать специфический эндотип/фенотип, мониторировать течение заболевания, оценивать прогноз и ответ на терапию.
У пациентов с тяжелым неконтролируемым течением БА отмечается повышение содержания EDN и EPX в сыворотке крови. Кроме того, уровень EDN выше у больных с более поздним дебютом БА, более длительным течением заболевания и непереносимостью аспирина. EDN и EPX могут использоваться в качестве предикторов ответа на лечение у пациентов с ТБА, получающих биологическую терапию. Выбор ГИБП, направленного на истощение активности эозинофильного воспаления, с большей вероятностью может прогнозировать EDN. Однако необходимы дальнейшие комплексные исследования данного факта для выявления новых подтверждений высокой надежности этих показателей в качестве эффективных биомаркеров прогнозирования эффективности лечения ТБА.
Сведения об авторах:
Кузубова Наталия Анатольевна — д.м.н., начальник Экспертного центра по профилю «пульмонология» СПб ГБУЗ «ГМПБ № 2»; 194354, Россия, г. Санкт-Петербург, Учебный пер., д. 5; ORCID iD 0000-0002-1166-9717
Титова Ольга Николаевна — д.м.н., директор НИИ пульмонологии ФГБОУ ВО ПСПбГМУ им. И.П. Павлова Минздрава России; 197022, Россия, г. Санкт-Петербург, ул. Льва Толстого, д. 6–8; ORCID iD 0000-0003-4678-3904
Склярова Дарья Борисовна — к.м.н., заведующая амбулаторно-консультативным отделением № 2 Экспертного центра по профилю «пульмонология» СПб ГБУЗ «ГМПБ № 2»; 194354, Россия, г. Санкт-Петербург, Учебный пер., д. 5; ORCID iD 0000-0001-7052-6903
Шагова Лариса Леонидовна — врач-пульмонолог поликлинического отделения СПб ГБУЗ «Городская клиническая больница № 31»; 197110, Россия, г. Санкт-Петербург, пр-т Динамо, д. 3.
Сагинбаев Урал Ринатович — к.б.н., заведующий отделом иммунологических исследований СПб ГБУЗ «ГМПБ № 2»; 194354, Россия, г. Санкт-Петербург, Учебный пер., д. 5; ORCID iD 0000-0001-9709-1882
Александров Альберт Леонидович — д.м.н., руководитель отдела клинической и экспериментальной патологии органов дыхания НИИ пульмонологии ФГБОУ ВО ПСПбГМУ им. И.П. Павлова Минздрава России; 197022, Россия, г. Санкт-Петербург, ул. Льва Толстого, д. 6–8; ORCID iD 0000-0002-9246-5256
Контактная информация: Склярова Дарья Борисовна, e-mail: darya_sklyarova@mail.ru
Прозрачность финансовой деятельности: никто из авторов не имеет финансовой заинтересованности в представленных материалах или методах.
Конфликт интересов отсутствует.
Статья поступила 04.07.2025.
Поступила после рецензирования 29.07.2025.
Принята в печать 21.08.2025.
About the authors:
Nataliya A. Kuzubova — Dr. Sc. (Med.), head of the Expert Center for Pulmonology, City Multidisciplinary Hospital No. 2; 5, Uchebnyy lane, St. Petersburg, 194354, Russian Federation; ORCID iD 0000-0002-1166-9717
Olga N. Titova — Dr. Sc. (Med.), Director of the Research Institute of Pulmonology, Pavlov First St. Petersburg State Medical University; 6–8, Lev Tolstoy str., St. Petersburg, 197022, Russian Federation; ORCID iD 0000-0003-4678-3904
Darya B. Sklyarova — C. Sc. (Med.), Head of the Outpatient Consultative Department No. 2, Expert Center for Pulmonology, City Multidisciplinary Hospital No. 2; 5, Uchebnyy lane, St. Petersburg, 194354, Russian Federation; ORCID iD 0000-0001-7052-6903
Larisa L. Shagova — pulmonologist at the Outpatient Department, St. Petersburg City Clinical Hospital No. 31; 3, Dynamo ave., St. Petersburg, 197110, Russian Federation.
Ural R. Saginbaev — C. Sc. (Bio.), Head of the Department of Immunological Research, St. Petersburg City Multidisciplinary Hospital No. 2; 5, Uchebnyy lane, St. Petersburg, 194354, Russian Federation; ORCID iD 0000-0001-9709-1882
Albert L. Alexandrov — Dr. Sc. (Med.), Professor, Head of the Department of Clinical and Experimental Pathology of Respiratory Organs, Research Institute of Pulmonology, Pavlov First St. Petersburg State Medical University; 6–8, Lev Tolstoy str., St. Petersburg, 197022, Russian Federation.
Contact information: Darya B. Sklyarova, e-mail: darya_sklyarova@mail.ru
Financial Disclosure: no authors have a financial or property interest in any material or method mentioned.
There is no conflict of interest.
Received 04.07.2025.
Revised 29.07.2025.
Accepted 21.08.2025.
1Клинические рекомендации. Бронхиальная астма. 2024. (Электронный ресурс.) URL: https://https://cr.minzdrav.gov.ru/preview-cr/359_3 (дата обращения: 15.08.2025).
2Global Initiative for Asthma. Global Strategy for Asthma Management and Prevention (Updated 2024). 2024. (Electronic resource.) URL: https://ginasthma.org/wp-content/uploads/2025/05/GINA-2024-strategy-report_24_05_22-WMSA.pdf (access date: 15.08.2025).
Информация с rmj.ru






