ИНТЕРПРЕТАЦИЯ «МЯГКОЙ СИЛЫ» ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ПОЛИТОЛОГИЕЙ | Опубликовать статью ВАК, elibrary (НЭБ)

ИНТЕРПРЕТАЦИЯ «МЯГКОЙ СИЛЫ» ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ПОЛИТОЛОГИЕЙ

Научная статья

Осташова Я.В.*

Московский государственный институт международных отношений (университет)
Министерства иностранных дел Российской Федерации, Москва, Россия

* Корреспондирующий автор (ostashova.y.v[at]my.mgimo.ru)

Аннотация

В нижеследующей статье анализируются современные интерпретации модели «мягкой силы» внешней политики России в отечественном дискурсе. В связи с этим, поднимается вопрос об изначальном толковании термина “мягкая сила”, его введении в научный оборот и трансформации в современных внешнеполитических реалиях. Более того, статья снабжена различными примерами, в рамках которых прослеживается влияние реформации мягкой силы российской дипломатии на реакцию стран Запада. Таким образом, целью статьи является рассмотрение дефиниции “мягкой силы” в отечественном политологическом дискурсе – с тем, чтобы понять, как менялась модель российской “мягкой силы” от создания до современного кризисного этапа.

Ключевые слова: «мягкая сила», Россия, внешняя политика, кризис, международная политика, дипломатия.

AN INTERPRETATION OF THE “SOFT POWER” MODEL BY THE RUSSIAN POLITICAL SCIENCE

Research article

Ostashova Y.V.*

Moscow State Institute of International Relations (University) of the Ministry of Foreign Affairs
of the Russian Federation, Moscow, Russia

* Corresponding author (ostashova.y.v[at]my.mgimo.ru)

Abstract

The following article analyzes the modern interpretations of the “soft power” model of the Russian foreign policy in the domestic discourse. In this regard, the study raises the question of the original interpretation of the term “soft power”, its introduction into scientific circulation, and transformation within modern foreign policy realities. Furthermore, the article provides various examples that trace the influence of the reformation of the soft power of Russian diplomacy on the reaction of Western countries. The purpose of the article is to examine the definition of “soft power“ in the domestic political science discourse with the goal of understanding the changes it underwent from the period of its creation to the current crisis stage.

Keywords: “soft power”, Russia, foreign policy, crisis, international policy, diplomacy.

Необходимость исследования выбранной нами темы обусловлена современной международной политической ситуацией, в рамках которой Россия находится в своеобразной изоляции.

Актуальность настоящего исследования подтверждается темпами роста недоверия к России со стороны стран Запада, что требует актуализации и пересмотра концепта мягкой силы России.

Тенденции к дипломатии с помощью «мягкой силы» зародились в России относительно недавно – в середине 90-х гг., когда на международном поприще начал действовать такой крупный российский политик, как Евгений Примаков. С тех пор концепция мягкой силы много раз пересматривалась. Заметим, что представление о роли мягкой силы в мировых процессах (политических, экономических, образовательных, научных и культурных) в некотором смысле отличается у западных стран (ЕС и США) и у восточного блока (России, стран СНГ, Китая и др.) Если на Западе «мягкую силу» во многих сферах жизни считают уже пережитком и пророчат [2, С. 43] ей переход в стан интернациональности, то в отечественной историографии данное явление до сих пор традиционно понимается как инструмент увеличения государственного внешнеполитического воздействия [8, С. 3].

В рамках отечественного политологического дискурса,  концептуальные проблемы «мягкой силы» хорошо структурированы посредством следующих главных вопросов, которыми задаются круги российских политологов политологов [8, С. 17]:

• Имеет ли оригинальность термин «мягкая сила», предложенный американским исследователем Дж. Наем?;
• Есть ли возможность говорить о полезности и инструментальном характере данного термина в кругах отечественной науки?;
• Каковы основные функции мягкой силы политики?
• Каким образом можно дифференцировать понятия «мягкая сила» и «пропаганда»?
• Инверсия как характерная особенность «мягкой силы».

Первый вопрос: Имеет ли оригинальность термин «мягкая сила», предложенный американским исследователем Дж. Наем?

Отечественные политологи признают однозначность ответа на первый вопрос: ибо, если словосочетание «мягкая сила» является действительно новым в терминологическом смысле, то концепт, который оно описывает, зародился в глубокой древности. Традиционно, разделение силы вообще на «мягкую» и «жесткую» относят к Древнему Китаю [1, С. 27]. Ещё Лао-Цзы, знаменитый древнекитайский мыслитель, изрёк: вода, будучи самым и нежным предметом в мире, тем не менее, способна разрушить камень. Кроме того, для определения силы зачастую наглядным примером выступал символ мужского и женского начал Инь-Ян, где мужчина представлял собой «жесткую силу», а женщина – «мягкую».

Ранее мы уже замечали, привнесением в оборот термин обязан Дж. Наю. Однако, можно привести и другого исследователя, который скончался в год рождения Дж. Ная. Речь идет о А. Грамши – развивая идею о «мягком» и «жестком» в политике, марксистский исследователь выявил следующие общие для данной проблемы постулаты
[3, С. 77]:

1. Инструментарий политического воздействия основывается на двух его видах: «жестком» (насилии) и «мягком» (согласии);
2. В международной политической экспансии государства ставят на первое место свои культурные ценности – последние и оказывают решающее влияние на другие страны в процессе установления гегемонии;
3. Гражданское общество является гарантом правильного и эффективного функционирования мягкой силы в стране;

Однако, нужно подчеркнуть, что вклад Дж. Ная и А. Грамши в дефиницию «мягкой силы» неоднороден – постольку, поскольку данные исследователи представляли разные общественные модели (неолиберализм и марксизм) [3, C. 27].

Работе над дефинициями Дж. Ная и А. Грамши большое внимание уделил отечественный политолог А.Н. Чумаков, который писал, что данные исследователи одними из первых стали исследовать мягкую силу как наиболее важный механизм государственного влияния, позволяющий государству становиться лидером в ключевых внешнеполитических вопросах [7, C. 8].

Второй вопрос: Есть ли возможность говорить о полезности и инструментальном характере данного термина в кругах отечественной науки?

Отметим, что в самом звучании термина присутствуют изначальные несостыковки с дефиницией, затрудняющие его восприятие. Дело в том, что в разработке термина, описывающего ненавязчивое политическое влияние, Дж. Най ориентировался на его аттрактивность – в связи с чем в российском дискурсе возник спор: зачастую, исследователи приравнивают данный термин к словосочетанию «мягкая власть» – таким образом изначально подразумевая определенное властное воздействие, посредством которого и достигается увеличение влияния государства на внешней арене (следовательно, слово «мягкая» в данном случае лишь прикрывает второе слово – «сила», и суть влияния остаётся неизменным). Власть в интерпретации «мягкой силы» в научном сообществе понимается как возможность глобально воздействовать на мир – способность одного государства влиять на внешнюю политику других государств. Однако, понимание «мягкой силы» в столь широком смысле не верно – в связи с чем многие исследователи, такие как Е.П. Панова, настаивают на разделении понятий «мягкой силы» и «мягкой власти» и употреблении последнего в случае, когда нужно говорить о целенаправленном изменении политики другого государства [5, C. 34].

Отечественная политологическая среда на первое место выносит определение «мягкой силы» как инструмента притяжения: под данным термином понимается форма внешнеполитической деятельности, позволяющая добиться надлежащего результата путем не подчинения, а через участие на добровольных началах. Впрочем, в одном из выступлений В.В. Путина определение «мягкой силы» мы можем обнаружить то определение мягкой силы, которого и придерживается большинство отечественных исследователей и которое отличает российскую дефиницию от западного понимания: «комплексный инструментарий для решения внешнеполитических задач…» [8, С. 3]. В результате, можно сделать следующий вывод о конструктивности термина «мягкая сила»: с одной стороны, он позволяет судить о инструментах влияния государства как о её притягательном облике (который зиждется, как правило, на богатой культуре, высоком уровне жизни, высокой позиции государства в различных рейтингах, и т.д.) – с другой стороны, мягкая сила свидетельствует о развитых в государстве технологиях внешнего и внутреннего влияния. Превалирующим конструктивным элементом мягкой силы является внешнеполитическое воздействие – в российской историографии именно ему уделяется львиная доля внимания, тогда как западные исследователи больше склонны рассматривать «мягкую силу» как элемент объединительной и взаимовыгодной дипломатии.

Третий вопрос: Каковы основные функции мягкой силы политики?

Мы уже отмечали, что основной компонент, а, соответственно, и функция «мягкой силы» – это увеличение «веса» государства на международной арене [8, С. 2]. Данная функция реализуется «латентно» – т.е. влияние государства не прямолинейно и скрыто. Посредством государственного влияния, как правило, реализуется как национальный интерес, так и интерес глобальных элит.

Ряд функций отечественной модели «мягкой силы» очень широк – и видоизменяется в зависимости от преследуемых государством внешнеполитических целей. Так, Россия может проводить внешнее воздействие в рамках гуманистической миссии (к примеру, когда речь идет об установлении дружественных отношений между двумя ранее враждебными или нейтральными государствами) – тогда «мягкая сила» в данном ключе будет больше подходить западной интерпретационной модели. Или же, «мягкая сила» может быть применена для дестабилизации политической ситуации в государстве – тогда функционал «мягкой силы» меняет свою полярность.

Четвертый вопрос: Каким образом можно дифференцировать понятия «мягкая сила» и «пропаганда»?

По своему набору функций «мягкая сила» действительно напоминает пропаганду. Однако, даже в приведенных нами выше примерах мы можем наблюдать гибкость дефиниции «мягкой силы» – что, таким образом, не позволяет нам сделать однозначное определение данному термину и привязать его семантически к элементам пропаганды. Чтобы разделить «мягкую силу» и «пропаганду», обратимся к трудам М.М. Лебедевой. Данный исследователь считает, что основное отличие вышеперечисленных определений кроется в характере их функций: «мягкая сила» основывается на влиянии через добровольное начало (иными словами, одно государство само позволяет другому воздействовать на себя); «пропаганда» же реализуется через манипулятивные инструменты и является навязчивой формой государственного влияния [4, C. 19]. Кроме того, для пропаганды характерен такой инструмент, как стимулирование выбора – тогда как в рамках «мягкой силы» воздействие основывается на «доверительных отношениях».

Пятый вопрос: Инверсия как характерная особенность  «мягкой силы».

Итоговой ступенью анализа нами концептуальных проблем «мягкой силы» в отечественном политологическом дискурсе является вопрос об инверсионном характере данного термина. В рамках коммуникативно-технологической модели «мягкой силы», в определенных обстоятельствах она утрачивает свой функционал и превращается в свой антипод – «жесткую силу». Это может происходить совершенно в неожиданных обстоятельствах, к примеру: в государстве N усиливаются протестные настроения людей, недовольных политическим режимом, в связи с чем вес в глазах общества приобретают оппозиционные структуры [6, C. 99], которые начинают получать финансовую поддержку. Однако, если при смене власти эти структуры берут курс на радикальный политический режим, то упомянутая финансовая поддержка будет уже не «мягкой силой», а «жесткой».

Инверсионный характер мягкой силы может быть и обратным: к примеру, в процессе вооруженного конфликта на территории страны организация или государство, взявшее на себя ответственность за случившееся, так же направило и гуманитарную помощь пострадавшему мирному населению [6, C. 99].

Свобода инверсии «мягкой силы» в «жесткую» и наоборот вызывает опасение, что дефиницию «мягкой силы» в отечественном дискурсе невозможно закрепить полностью. Пока существует амбивалентность определения, всегда можно будет изменять функционал «мягкой силы» так, как этого требует конкретная ситуация, и превращать её в силу «жесткую» [8, С. 15].

В рамках подведения итогов исследования, мы считаем целесообразным высказаться о конструктивном продвижении российского научного дискурса в вопросе концептуализации «мягкой силы». Несмотря на выявленную амбивалентность понятия, «мягкая сила» всё же представляется в отечественных научных кругах как инструмент продвижения интересов государства – как внутри него, так и на внешней политической арене. Таким образом, совершенно логично сопоставление терминов «мягкая сила» и «мягкая власть» – и необходимо отметить, что исторически наше государство больше подходит для модели «мягкой власти», нежели чем для более демократизированной «мягкой силы».

Конфликт интересов Не указан.

Conflict of Interest None declared.