«…ЧТО БЫЛО И ЧТО ЕСТЬ НА РУСИ»: В.В. РОЗАНОВ «СРЕДИ ХУДОЖНИКОВ» | Опубликовать статью ВАК, elibrary (НЭБ)

«…ЧТО БЫЛО И ЧТО ЕСТЬ НА РУСИ»: В.В. РОЗАНОВ «СРЕДИ ХУДОЖНИКОВ»

Научная статья

Скотникова Г.В. *

Санкт-Петербургский государственный институт культуры, Санкт-Петербург, Россия

* Корреспондирующий автор (galina-skotnikov[at]mail.ru)

Аннотация

В статье рассматривается самобытный ключ к явлениям искусства русского мыслителя Василия  Васильевича Розанова на основе обращения к ряду  его работ, помещенным  в книгу «Среди художников». Принадлежа к серебряному веку, обладая  «мелодическим сложением души» и  художественным строем философского сознания, Розанов корнями  был связан с вековыми традициями русской культуры.

В статье раскрыт характер розановской мысли, дано представление о богатом спектре его философско-художественного сознания, акцентирующего архетипические духовные феномены, зорко выявляющего важнейшие смыслы  исторического бытия России.

Ключевые слова: русский философ, национальная традиция, художественный образ, розановский стиль мысли, скульптурный портрет и памятник, культурные  архетипы, художник. 

«…WHAT IT WAS AND WHAT IS IN RUSSIA»: V.V. ROZANOV «AMONG THE ARTISTS»

Research article

Skotnikova G.V. *

St. Petersburg State Institute of Culture, St. Petersburg, Russia

* Corresponding author (galina-skotnikov[at]mail.ru)

Abstract

The article considers the original key to the phenomena of the art of the Russian thinker Vasily Vasilyevich Rozanov based on the appeal to a number of his works from the “Among the artists” book. Belonging to the Silver Age, having a “melodic soul set” and the artistic order of philosophical consciousness, Rozanov was rooted in the centuries-old traditions of Russian culture.

The article reveals the nature of Rozanov’s thought, gives an idea of the rich spectrum of his philosophical and artistic consciousness, emphasizing archetypal spiritual phenomena, vigilantly revealing the most important meanings of the historical life of Russia.

Keywords: Russian philosopher, national tradition, artistic image, Rozanovsky style of thought, sculptural portrait and monument, cultural archetypes, artist.

В литературном  наследии Василия Васильевича Розанова (1856-1919) философия и художество слиты в чудесном единстве постижения истинного смысла предмета.

Под его пером смысл раскрывается как действенная сила   умудрения человека, обращённая  во всей его духовно-душевной целостности или, как говорил Розанов, к личной «тайне  мелодичности».

Приведём характерный пример высказывания  Розанова, отражающий строй  его философского  сознания: «И я вовсе не все сплошь абсолютно записываю, а лишь тогда и то, что попадает на какую-то странную во мне таинственную музыку, сущности которой я совершенно не знаю, но которая заключается в чем-то приятно текущем во мне, чтó меня успокаивает, от чего мне хорошо, от чего мне гармонично. От чего мне в сущности мелодично. Вот нашел слово и, пожалуй, разгадку. Душа моя мелодически сложена, ей поется, – но глухим, безмолвным пением. Разве бы я мог столько написать (невообразимо), если бы не эта тайна мелодичности. При которой, – раз слова попали на эту нить, музыку, – я только «записываю», а слова безусловно и все уже сами родятся» [1, C. 27].

В ноябре 1913 г. в канун Нового года  в Петербурге  увидела свет книга Розанова «Среди художников» (СПб., 1914).  Это собрание статей, написанных на протяжении пятнадцати лет, предстало перед читателем как «целая энциклопедия современного искусства» [2, C. 37]. В книге речь идёт не только о художниках, она содержит работы, посвященные театру, танцу, скульптуре, литературе, музыке. При внешней тематической пестроте и импрессионистичности восприятия  она выявляет важнейшие скрепы русской жизни,  духовные опоры  самосознания.

Статьи были опубликованы В.В. Розановым в газетах «Мировые отголоски», приложении к «Торгово-промышленной газете», «Новое время», «Слово», «Русское слово»; в журналах «Новый журнал иностранной литературы», «Мир искусства», «Золотое руно», «Русская мысль»,   «Журнале театра Литературно-художественного общества», «Ежегоднике императорских театров». В книге «Среди художников» эти статьи-эссе были размещены в хронологическом порядке.

И сегодня обращение к розановским мыслям, выраженным в статьях-эссе, сохраняет свою  значимость, ибо благодаря волшебству  писательского пера погружает нас в ритмы и краски прошедшей жизни как преемственно    связанной с нами реальности,  открывая  возможность ощутить  живой пульс внутренней жизни русского человека начала XX в.

Мыслил В.В. Розанов как будто всем существом. Говорил о художниках и искусстве, будучи по складу дарования художником сам.

Его манера отношения к слову может быть описана словами А.А. Григорьева, для которого подлинная жизнь «достигает своей полноты только в связи с человеческой мыслью, рефлексией, философией»(3), философия воспринимается как «особая “форма жизни”, новая, более высокая ступень» (3) в её развитии.

В сокровищницу же души  человека вносится только то, что выражено художественно: «Как скоро знание вызреет до жизненной полноты, оно стремится принять литые художественные формы…» (4).

«Наши мысли вообще (если они точно мысли, а не баловство одно) суть плоть и кровь наша, суть наши чувства, вымучившиеся до формул и определений. Немногие в этом сознаются, ибо и немногие имеют счастие или несчастие рождать из себя собственные, а не чужие мысли» (5).

Философ В.В. Розанов жил в период «серебряного века», “духовного ренессанса” [6, C. 684] в среде русской интеллектуальной элиты, подвергавшейся сильнейшим искушениям безбрежностью духа. Однако, Розанов, будучи открыт исканиям деятелей “нового религиозного сознания”, «как творческая индивидуальность вышел из XIX века и корнями был связан с вековыми традициями русской культуры» [7, C. 4].

Один из ярких представителей этого творческого времени, Ф.А. Степун,  пишет: «…время между революцией 1905 года и войной 1914 года войдет в историю, с одной стороны, порой подлинного расцвета и углубления русской культуры, а с другой –  порой явно нездорового, исполненного ядовитых соблазнов, утончения русской интеллигентской духовности. Молодому писателю было в ту пору нелегко внутренне справиться с богатством наступавших на него идей; еще труднее  – отстоять себя от внешнего подчинения им. Слева наступала на него политика: Маркс, пролетарий, община, Пресня, Дума; справа эстетика: Ницше, Соловьев,  соборность, Бодлер,  Маларме, Ибсен, «орхестра»… Этого столпотворения идей и теорий, проповедей и провозглашений не выдерживал почти никто (8;454).

Среди писателей исключение  являет  И.А. Бунин, среди музыкантов С.В. Рахманинов, среди философов  И.А. Ильин.

При более внимательном, непредвзятом и пристальном взгляде, безусловно, и В.В. Розанов, мыслитель, не боявшийся касаться головокружительных вопросов,  граничивших с бездной тем, в своём предельно чутком и сложном духовном складе  оставаался национально укоренённым, исконно русским мыслителем.

Для него подлинно русскими философами  являлись славянофилы, чья  «головная мысль с корнями в сердце», была проникнута, как писал Н.Н. Страхов,  «тем духом, который искони живет в народе нашем и содержит в себе всю тайну роста, силы и развития нашей земли» (9). Напомню слова А.А.Григорьева: «Только за ту головную мысль борются, которой корни в сердце, в его сочувствиях и отвращениях, в его горячих верованиях, или таинственных, смутных, но неотразимых и, как некая сила, могущественных предчувствиях!» (10).

Определяя это направление отечественной мысли,  Розанов говорил: «А славянофильство есть просто любовь русского к России» [11, C. 5].

В этом определении нет академической строгости, зато есть дыхание правды. Это один из примеров несравненной проницательности, присущей розановской парадоксальности мышления. Парадокс у Розанова  – не игра, не поза, а искра, высекающая подлинность. Его парадокс, произрастая из душевных глубин, порожден истовым исканием сущностного смысла вещей.

У В.В. Розанова восприятие жизни легко и естественно переливались в слово, выявлявшее  настоящее содержание бытия, само становящееся его органичной частью. Философ не представлял себя без писания, высказывания, словесной формы мировосприятия. Соответственно, его творческое литературное наследие весьма богато и  масштабно.

В 1917 г. писатель составил план своего Собрания сочинений. Сохранившийся в  его архиве этот план-замысел охватывает как опубликованные труды, так и задуманные работы, включая  50 томов. Они распределены по следующим, как автор обозначил, сериям: 1.Философия; 2. Религия;  3. Литература и художество;4. Брак  и  развод; 5. Общество и государство;    6. Педагогика; 7. Из восточных мотивов; 8. Листва; 9. Письма и материалы  (В настоящее время под общей ред. А.Н. Николюкина осуществлено издание Собрание сочинений В.В. Розанова в 30-ти томах).

Материал, посвященный эстетической тематике,  был весьма  обширный.  В серию «Литература и художество» Розанов включил целых три тома: «О писательстве и писателях» («Легенда о Вел. Инквизиторе», статьи о Достоевском, Лермонтове, Гоголе, Пушкине и проч.): т. 21-26; «Среди художников»: т.27-28; «Путешествия» (Итальянские впечатления», «По Германии», Русский Нил»: т.29.  Материал, посвященный эстетической тематике, о него был обширный.

При этом вспомним, что Розанов в своё время высказался о повергающей его в ужас мысли увидеть  собранными и изданными все его сочинения. Так же, как и об идее памятника, который вдруг задумают поставить потомки, и который он сам видел только в форме руки, кисть которой собрана в однозначно говорящую горсть, кукиш, обращенный к зрителю.

Заметим, кстати, что в февраля 2001 г. в СПбГУ на философском факультете проходил Международный форум «Ритуальное пространство культуры», на котором был представлен «памятник», созданный  на основе «завета» философа (ныне сохранившийся  в музейных фондах кафедры культурологии,  скульптор Б. Бертлеумов) (12).

22 мая 2002 г. в Костромском государственном университете имени   Н.А. Некрасова был открыт бюст знаменитого  костромича русского философа  Василия Василевича Розанова. Автор – работы  скульптор Валерий Евдокимов.

Памятник   В.В. Розанову  был установлен также в 2005 г. в   Ельце во дворе Культурного центра имени художника В.С.Сорокина.  Автор  – скульптор   П.П. Чусовитин. Здесь  после окончания Московского университета В.В. Розанов преподавал географию и историю, здесь состоялась его судьбоносная встреча с Варварой Петровной Бутягиной, ставшей его второй женой.

Памятник установлен на собственные средства основателем центра Евгением Павловичем Крикуновым. Получив от властей города отказ разместить памятник в городе, он поставил его “у себя во дворе”.

В канун столетия со дня кончины В.В. Розанова проект его памятника создал хотьковский скульптор заслуженный художник России Юрий Павлович  Хмелевской. По замыслу автора этот памятник должен быть поставлен в Сергиевом Посаде, где мыслитель провёл последние дни жизни и где в ограде Гефсиманского Черниговского скита, был похоронен. Вместе с тем эта идея до настоящее времени остаётся только в проекте.

Интересно отметить, что, как пишет В.А. Фатеев, «над скульптурным портретом Розанова с сыном Василием   работала Наталья Гиппиус»  (1880-1963) (13; 448), одна из двух младших сестёр Зинаиды Николаевны Гиппиус, человек сложной судьбы, талантливая художница (14; 121-141).

Однако заметим, что всё-таки лучшим памятником Розанову-философу, автору и человеку, являются написанные им тексты,  в которых мыслит его русская душа, умная, правдивая, пытливая, жаждущая света, взыскующая добра и истины.

Рассмотрим ряд розановских  художественно-философских впечатлений, ставших органичными частями смысловой палитры жизни человека и конкретного времени, и входящих в содержание культурно-исторической памяти потомков. Вспомним, что борьба за культурно-историческую память составляет основное содержание духовной борьбы.

Каждая статья-эссе В.В. Розанова написана во имя постижения не только главного, уникального значения конкретного художественного явления, но и выявления его вневременной сути как культурного феномена.

• «Работы Голубкиной»

Побывав на выставке «Союза русских художников» (Невский пр., д. 42, армянской церкви), где в феврале 1910 г. были представлены две работы А.С. Голубкиной (1864-1927), В.В. Розанов под впечатлением от одной из них, «Голова мужчины»,   выполненной из материала полена, расколотого и узкого, задаёт риторический вопрос: «Что ж сделала Голубкина из этого полена?!». И сам отвечает: «Взглянул – и знаешь человека…» [15, C.  339].

Заметим, что скульптурные портреты А.С.  Голубкиной, большого мастера, не могут не поражать зрителя. На выставках её работ  посещает ощущение, что их материальная форма  существует как будто  только для того, чтобы наилучшим образом передать суть духовного наполнения изображаемого человека. Сила их воздействия бывает неотразима.

«Счастливы те, кто может иметь портрет от Голубкиной: ведь это увековечивание личности», – пишет В.В. Розанов (15; 339).

«Ах, Голубкина, Голубкина: что бы Вам употребить ещё полено, чтобы сделать из него меня… Меня, читателя, каждого» (15;339).

Создание «портретов»,  по Розанову, требует «великого, осторожного и религиозного внимания». Удачный портрет закрепляет Божье мгновенье навсегда, передаёт «Божью вещь»  поколениям и векам.

При этом философ высказывает мысль, что «портрет, в красках или карандашом, как бы ни был хорош, всегда досягает и никогда не достигает, всегда старается и никогда не успевает, имеет всегда более иллюзия сходства, нежели настоящее сходство» (курсив Г.С.), подчеркивает, что «живопись, самая превосходная, есть всё-таки призрак и волшебство в отношении объемных тел, а не натура и воспроизведение подлинного» [15, C. 341].

«Портрет – великое дело: повторение творения рук Божиих, минутного и умирающего – в неумирающем материале» (15; 341), – такими гимническими интонациями говорит В.В. Розанов, истолковывая сущностное значение высоко художественного скульптурного портрета, его уникальную роль в мире культуры человека.

• «К открытию памятника государю Александру III» и «Paolo Trubezkoi и его памятник Александру III»

Продолжая тему скульптурного памятника, обратимся в истолкованию В.В. Розановым знаменитой работы  Паоло Трубецкого (1866-1938), который работал над памятником с 1900 по 1909 г. [16, C. 34]. Споры о его монументе не утихают  в современном Петербурге, ведутся весьма живо и энергично в разных аспектах, один из которых местоположение памятника (изначальное или новое).

Подобно знаменитому историку искусства, авторитетнейшему  критику А. Бенуа, Розанов увидел в этом памятнике  глубину проникновения в художественную задачу.

В.В. Розанов написал две работы, посвященные памятнику созданному Паоло Трубецким. Это достаточно развёрнутые эссе, внутренне связанные, но   различные по конкретным целям.

Статья «К открытию памятника государю Александру III» была публикована без подписи под названием «К открытию памятника императору Александру III» в газете «Новое время»   23 мая 1909 г., в день открытия памятника на Знаменской площади  Петербурга  перед Николаевским  вокалом. Об этой газете В.В. Розанов писал: «Мне кажется, что “великое дело  «Нового времен» (поистине великое) основывается на том, что в России рассматривали, и давно рассматривали что это есть единственно газета собственно русская…» [17, C. 92].

Выбор места для установки монумента   был определён тем обстоятельством, что именно отсюда вела железная дорога к Великому Сибирскому пути, державным строителем  которого являлся император.

Статья предваряла знакомство с памятником, её автор писал: «А сегодня мы …все перенесёмся воображением и мыслью к благородному прообразу монумента»  [18, C. 311].

Розанов решает задачу исторической характеристики, называя главнейшие  качества императора Александра III, определившие своеобразие  и значение его царствования.

Во-первых,  император «принёс с собой на трон» важнейшую, редкую черту общечеловеческой –  «прямодушие, открытость и доброту».

Во-вторых, русские люди увидели  на троне лицо “от плоти и кости своей”, коего не было со времени Петра Великого.  Государь «гордился более всего тем, что он был Русский Государь, что он был вождём и  главою именно русского народа, русской державы» [18, C. 311].

Для внутренней жизни произнёс он лозунг «Россия для русских». С переменами лозунг распространялся и на внешние отношения: «Россия никого не теснит: но требую, – говорил он как Русский Царь, – чтобы и Россию никто не теснил»  [18, C. 312].

Вторая статья В.В. Розанова «Paolo Trubezkoi  и его  памятник Александру III» увидела свет в газете «Русское слово» 6 июня 1909 г. под названием «Памятник императору Александру III». Статья  была подписана одним из псевдонимов В.В. Розанова –  В. Варварин. При этом  редакция поместила примечание, в котором сообщала, что решительно не разделяет взглядов «почтенного сотрудника» ни  на Россию, ни на  интеллигенцию, но ценя свободу мнения, помещает статью.

В памятнике, созданном Паоло Трубецким, Розанов увидел проявление подлинно художественного дара,  сильнейшее, очевидное  выражение  сути вещей  – «он здесь выразил Россию». Дара таинственного, не обусловленного ни многознанием, ни образованностью, ни силой рационального мышления: «художник ничего намерено не делает»,  его рука «знает больше, чем его голова».

Трубецкой, «полуитальянец, флорентиец», не следящий за политикой. не знающий  ни фатов, ни толков о них, по  виду русских людей, которых встречал за границей, «по лицам и говору русских людей»  знает русскую жизнь в её глубине её истории и настоящего времени, знает «то счастье и несчастье, надежды и безнадёжность, которые могли родить и рождают» этих  людей.

В.В. Розанов пишет: «Я не знаю  – чтό и кάк: но в памятнике он изумительно выразил, всё, чтό  есть... И монумент Фальконета для меня – опера, феерия невиданной действительности, а памятник Трубецкого –  это такое родное, “моё”, “наше”, “всероссийское”, что хочется … плакать и смеяться, как я смеюсь и внутренне плачу, глядя на этот памятник!..» (18; 312).

В  восхитительной по артистичности манере В.В. Розанов осуществил искусствоведческий образно-стилистический анализ (19; 83) памятника русскому государю Александру III.

При этом в вводных строках он отметил, что памятник «бесконечно обезображен» отполированным, вычищенным пьедесталом,  напоминающим бонбоньерку, «и на нём … водружена “матушка Русь” с Царём её» [20, C. 324].

Завершая эссе, Розанов провозглашает: «монумент Трубецкого, – единственный в мире  по всем подробностям, по всем частностям, – есть именно наш русский монумент»  (20; 326).

В.В. Розанов посвятил три статьи истолкованию «зрелища необыкновенного», которое являло собой искусство американки ирландского происхождения, танцовщицы-босоножки Айседоры Дункан (1877-1927), возрождавшей принципы античной хореографии,  сводное пластическое движение как  естественное проявление души.

• «Танцы невинности (Айседора Дункан)»,

«Дункан и её танцы» (14 января 1913 г. в Малом театре) «У Айседоры Дункан»

А. Дункан неоднократно посещала Россию: в 1904-1905 гг., в 1907-1913 гг.,    в 1921-1924 гг. (21) . В Москве дважды публиковался перевод её лекции «Танец будущего» (22). В постоктябрьское время она пользовалась покровительством государственной власти. С 1922 по 1924 г. Айседора  Дункан была женой Сергея Есенина.  Школа, основанная ею, существовала в  Москве до 1949.

Первая статья В.В. Розанова, посвященная знаменитой танцовщице, «имя которой прогремело по всему свету» была опубликована в 1909 г. в газете «Русское слово» под псевдонимом  В. Варварин.  Розанов сразу замечает, что не повторит ничего «из итогов, слившихся в общеинтеллигентную молву»(курсив Г.С.), «так как смотрел на Дункан со своих особых точек зрения, выразившихся в многолетних … писаниях о поле и о тех частях человеческой культуры, которые с полом связаны, и так как рассматривал Дункан и изучал её пляски совершенно так, как если бы их видел впервые, как если бы впервые появилось это зрелище» (23; 288).

Описывая состав публики, который «был явно умный и серьёзный…»,  Розанов называет Станиславского, не пропустившего ни одного представления Дункан, что «одно много стоит». Розанов видит в Дункан воскрешение древнего естественного  танца, противоположного современному балетному, противо-природному танцу, в котором «всё принадлежит ногам и “ножкам”…», всё строго, аскетично, жёстко культивировано.  «… древний танец был более танцем рук, шеи, головы, груди, – верхнего, а не нижнего человека, – чем ног…», «в танце Дункан – совершенное отсутствие нашего “па”». «Танцует дух человека, древняя “психея” Эллады»…. «Танцует природа, –  не павшая , первозданная природа.  Так прыгает Лань около Дианы» (23;293-294)

Автор пишет, что Дункан  с босыми ногами в общеизвестном хитоне «Артемиды на охоте» «сказала: “Вот смотрите на меня, вот – человек!”».

  В конце статьи Розанов восклицает:

  «Ничего мутного – всё так прозрачно!

    Ничего грешного – всё так невинно!

    Вот – Дункан и дело, которое она сделала!»

Розанов полагает, что личность  и школа  Дункан «сыграют большую роль  в борьбе идей новой цивилизации»  за  “«возвращение  к природе! возвращение к естественному!”» [23, C. 295].

Вторую статью      «“Дункан и её танцы” (14 января 1913 г. в Малом театре)», опубликованную  в газете «Новое время» в 1913 г., Розанов мог  бы назвать также  словами, заключающими её, – «Обрывок Олимпа в Малом театре». Вся она посвящена раскрытию именно этой мысли.

Розанов, анализируя смысл самобытного творчества Дункан, пишет, что она показала Грецию, открыв неизвестную  область древнего искусства,  знакомую прежде только в его неподвижности, «воссоздала движение античного мира в прекраснейшем виде его – в движущемся древнем человеке» [24, C. 390].

Танцы Дункан произошли из внимательнейшего изучения ею музейных коллекций античного искусства: «положенный ею в основу танцев археологический материал – огромен», – авторитетно свидетельствует Розанов из глубины своих нумизматических штудий. Это «ученая и археологически-эстетическая сторона. Это достойно быть увенчанным академиями». Но «Дункан дала кой-что больше»  [24, C.  291].

«Дункан именно блаженно  танцует»,  словно чувствуя «брызг весеннего дождя, первые чистые капли его в мае месяце». «“Блаженство” – вот суть богов; греки так и называли их – “блаженные боги”, “μακαρες θεοι”» [24, C. 291].

И весь Петербург был счастливо, упоённо  молод, благодарно ощутив обрывок, как сказал В.В. Розанов, –  «Олимпа в Малом театре».

Спустя месяц после публикации второй статьи В.В. Розанов, лично познакомившись с танцовщицей,   поместил  19 февраля 1913 г.в газете «Новое время»   небольшое эссе «На печальном остатке жизни», которое начиналось словами: «Оказывается, самое теплое воспоминание Айс. Дункан    сохранила из всех ею посещаемых стран – о России»  [25, C.  462].

В книге «Среди художников», изданной в конце этого же года, Розанов опубликовал  статью уже под другим названием –  «У Айседоры Дункан»,  заменив  и первые строки следующими: «Я посетил Айседору Дункан. Как и следовало ожидать, она не бездетна».

На вопрос: «Но отчего у Вас всё греческое?-

А. Дункан ответила: «…я думаю, у греков  не специально греческое, а общечеловеческое. Танцы  мои – просто танцы будущего». «Разве можно  научить танцам?  У кого есть призвание – просто танцует, живёт танцуя и движется прекрасно. Потому что он сам прекрасен и прекрасна его душа» [26, C. 396-397].

В.В. Розанов  со свойственной ему сверхчуткостью к сути явлений в своих размышлениях  рельефно показывает глубинный смысл феномена «танец Айседоры Дункан».

Столь же проницателен взгляд В.В. Розанова в таких работах как

• «Памяти Серг. Серг. Боткина» и «Памяти В.Ф. Коммиссаржевской»

(В литературе России конца XIX в. фамилия известной актрисы В.Ф. Комиссаржевской (1864-1910)  обычно писалась  через два «мм»).

Говоря о конкретных людях, Розанов выявляет присущие обществу, живущему художественными интересами,  архетипические явления.

Сергей Сергеевич Боткин (1859-1910) –  выдающийся врач, профессор, сын знаменитого терапевта С.П. Боткина,  коллекционер, избранный непременным членом Академии художеств.

Фигура С.С. Боткина привлекает В.В. Розанова прежде всего потому , что он был душой художественных сообществ в Петербурге, прежде всего молодого кружка “Мир искусства”, талантливо определяя общий тонус и интерес жизни.

По складу характера это был человек, щедро излучавший богатство своего внутреннего мира. Лицо его «являло всего более ласковости именно в отношении того, над кем или над чем он шутил, в чём замечал невинно-забавную сторону». «Не было фигуры менее официальной и “должностной”, чем он».

– «Счастливый человек, – невольно приходило на ум».

«Он любил всё красивое, характерное, национальное. Любил во всякой вещице её физиономию, метко улавливая своим глазом, явно художественным». «… поэтизировал, мечтал, объяснял, сравнивал… И больше всего надеялся: “ вперёд, “ещё”» [27, C. 327].

«Мысль о шире приходила при взгляде на этого русского человека», так рано ушедшего из жизни, создававшего ощущение её полноты, насыщенности красотой и теплом общения.

Называя С.С. Боткина «истинно прекрасным и добрым русским человеком», Розанов раскрывает, сколь значима в обществе роль человека, обладающего благодатным  чувством красоты,  душой, взыскующей радости,  счастливо открытой в своём пении и  щедро  одаривающей  других. Именно благодаря таким людям «как жизнь, о, Боже мой, становится полна!» [28].

Статья В.В. Розанова  «Памяти В.Ф. Коммиссаржевской» была опубликована в газете «Русское слово» в  1910 г. связи с её безвременным уходом актрисы из  жизни.

Розанов говорит об особом художественном «или , скорее, … лирико-худжественном»  даре В.Ф. Комиссаржевской, благодаря которому в её игре   жило что-то заветное, щемящее, несбыточно- желанное русской души: «Но кое-что из “сценического” каждый смотрел, как на тропочку своей биографии …»  [29, C.  331.

Комиссаржевская была гражданин, человек; была художница. “Цехом”  и “ ремеслом”  от неё не пахло». «У неё было большое “я” . «… все чувствовали, что в ней ….не человек служит “актрисе”, а “актриса” служит человеку» (29; 329-330).

Порыв и трепет В.Ф. Комиссаржевской  и сегодня   живёт в Петербурге, он словно растворён в его воздухе, слит с  таинственно влекущим светом белых ночей, томящих своей загадочной красотой.

• «На концерте Шаляпина»

В эссе «На концерте Шаляпина»,  впервые опубликованном в газете «Новое время»  в 1913 г. , потрясающе передана   общая атмосфера, картина концерта: и отношение к певцу публики, и состояние души человека, слушающего, смотрящего, общающегося, думающего, восторгающегося.  Розанов предстаёт здесь как волшебник, воспроизводящий явление, погружая в него читателя.  «Всякое движение души у меня сопровождается выговариванием. И всякое выговаривание я хочу непременно записать. Это – инстинкт. Не из такого ли инстинкта родилась литература?» (30;277).

• «“Бабы” Малявина»

(Картина Фёдора Андреевича Малявина (1869-1840 ) хранится в Национальном музее современного искусства в Париже).

В статье «“Бабы” Малявина» В.В. Розанов пишет, что «Бабы», «уже никогда не исчезнут из истории русской живописи»,  как «Мертвые души» из истории русской литературы.

На полотне Ф.А. Малявина представлено, выражено и понято «русское женское существо, как своеобразное и новое среди француженок, немок, итальянок, римлянок, гречанок, грузинок…. Нужно, конечно , было изучать и брать не “дам”, баб. Отсюда – сюжет и имя. «Бабы» -это вечная суть русского, – как “чиновник”, вообще «купец» вообще же, как «боярин», «царь», «поп». Это – схема  и прообраз, первоначальное и вечное» [31, C. 214-215].

Именно сущностное, вечное, глубинное в русском духовно-душевном мире В. В. Розанов, вдохновенный служитель правды, постигал и удивительно полноценно, живо, художественно совершенно, передавал в своих статьях-эссе, собранных в книгу «Среди художников».

К Василию Васильевичу Розанову можно отнести слова, сказанные им о К.Н. Леонтьеве: «Он был редко прекрасный русский человек, с чистой, искренней душой, язык коего никогда не знал лукавства…» [32, C. 345- 346].

Для В.В. Розанова искусство являлось  высшей формой выражения смысла бытия  народа.  Философия мыслителя, будучи укоренённой в глубинах исконно национального типа мироотношения, стала полнокровным проявлением ума как части  души. Именно этим определяется  и такое её качество как  художественность, и несравненная сила её  влияния на национальное самосознание.

Конфликт интересов Не указан.

Conflict of Interest None declared.