Частная психиатрическая практика

Независимо от того, являетесь ли вы психиатром, получающим, с вашей точки зрения, не очень высокую заработную плату, профессором с заслуженным авторитетом, позволяющим консультировать элитных пациентов заведующим отделением в психиатрической больнице или организатором здравоохранения, который готовится уйти на пенсию или передать дела своим детям, вы периодически задумывались об открытии своей частной психиатрической клиники, но взвесив все за и против, решили этого не делать.

Почему в нашей стране не так уж много частных, по — настоящему, психиатрических клиник и почему доминируют наркологические? Почему представители государственной и официальной медицины, по большому счету, негативно относятся к владельцам небольших частных психиатрических клиник, но активно сотрудничают с большими корпоративными клиниками, которые были открыты чиновниками от здравоохранения? Какие проблемы встанут на вашем пути, если вы все же решитесь на открытие частной психиатрической клиники? Наверное на эти вопросы мне легче ответить, чем другим, поскольку наша частная психиатрическая клиника (ООО «Психическое здоровье» ) практически была первой в России и помощью психически больным и наркологическим пациентам в условиях «рыночной экономики» я стал заниматься с 1988 года.

На вопрос о том, был ли у меня какой-то стартовый капитал для открытия частной клиники, можно ответить отрицательно. Пришлось ли мне преодолевать «психологический барьер» окончательного разрыва с государственной медициной, отвечу — да, причем сомнения и колебания, а также попытки совмещения (оглядываясь назад, скажу напрасные, поскольку здесь страдали все стороны) продолжались почти 20 лет и только последние 12 лет у меня нет уже другой работы, кроме руководителя частной психиатрической клиники.

Какие препятствия были на моем пути: частые плановые и внеплановые проверки различных органов (в первую очередь правоохранительных), попытка рейдерского захвата в 2008 году, встречи с банальными мошенниками и предательство тех, кого я считал надежными людьми.

А вот и удачи: мы успешно пролечили более 10 000 пациентов, некоторые сотрудники работают со мной практически с момента основания клиники (мы намного чаще увольняли, чем от нас уходили), у нас и лично у меня есть награды, мы известны не только в России, но и за рубежом, с нами считается официальная медицина (чаще все же старается нас не замечать).

Чтобы быть востребованными пациентами, нашей клинике пришлось быстро усваивать все то новое, что появлялось в медицине и психиатрии и еще быстрее это внедрять в практику.

Не скажу, что это трудный процесс, скорее. напротив, крайне интересный и даже, по — своему, захватывающий. Знакомство с многими клиниками Европы, Азии, во — первых, предоставило мне возможность иметь много друзей (нам удалось посетить около 40 лучших психиатрических клиник тех стран, к нам с визитами приезжали руководители около 20 зарубежных клиник), а во-вторых, понять, как лучше организовать работу в нашей клинике.

Алгоритм того, как стать лучшей психиатрической клиникой в стране довольно прост: постоянная, практически ежедневная работа над собой и, в первую очередь, с литературой (от статей и обзоров, до монографий), а также личное общение с ведущими психиатрами и неврологами разных стран; участие, а научных конференциях (лучше, если они организованы и профинансированы нами, а не какими-нибудь фармакологическими компаниями).

Правда, некоторые проблемы отечественной, да и зарубежной психиатрии видны и невооруженным глазом. Во-первых, это — колоссальная и все увеличивающаяся пропасть между теорией и практикой, между передовыми технологиями и отсталыми протоколами и стандартами оказания помощи; во — вторых, финансирование психиатрии, по -прежнему, по остаточному принципу; в -третьих, стигма или то клеймо на психически больном человеке, которое не дает жить, ни ему, ни его родственникам.

Лечение в частной психиатрической клиники по определению не может быть дешевым, ведь даже государственные психиатрические больницы, по сути, находящиеся на иждивении государства и те, вынуждены вводить платные услуги, чтобы как-то поднять заработную плату своему медицинскому персоналу.

Последние 10 лет я наблюдаю интересную тенденцию: инструментальные и лабораторные исследования становятся все более дешевыми, но зато их интерпретация — более дорогой.

Действительно, при наличии хорошего оборудования у нас в стране слишком мало квалифицированных врачей. Я не понимаю, как можно психиатру не знать анатомии или физиологии мозга, не уметь расшифровать электроэнцефалограмму и данные сканирования сосудов мозга или «прочитать» снимок магнитно- резонансной томографии.

Конечно, я понимаю, что для расшифровки результатов диффузионного тензорного изображения (оценка связей между структурами мозга и выявление причин их повреждения) требуется не только «рабочая станция», но и совместное обсуждение полученных данных со стороны лечащего врача — психиатра и рентгенолога, то есть это процесс, который может потребовать нескольких дней и работы ряда сотрудников. Также понимаю, что сегодня полногеномное исследование может стоить около 30 000 рублей, а его квалифицированная расшифровка опытной командой, включая биоинформатике и специалиста в области не только генетики, но и психиатрии может стоить более 150 000 руб.

То, что основное обвинение, которое нам предъявляют пациенты касается стоимости лечения, идет от непонимания того, что мы делаем. Интересно отметить, что общий анализ крови стоит дешево, а его качественная интерпретация, напротив, требует не только знания всех медицинских специальностей, но и глубоко анализа даже внутри нормальных значений клеток крови.

Так спрашивается, мы платим за анализ крови или за его расшифровку, которая поможет нам качественно лечить пациента. Примерно, половина пациентов пытаются сделать тот или иной анализ самостоятельно, но результаты последнего им не может прочитать практически никто в нашей стране (диффузионное тензорное изображение, ближняя инфракрасная спектроскопия, фармакологическая генетика, нейронный тест, профиль нейростероидов и пр.), тогда они приходят к нам и просят сказать, что означает те или иные данные такого анализа. Как правило, мы идем им навстречу, но нередко убеждаемся, что то, что они получили на руки непригодно для расшифровки и им придется все переделывать заново.

То, что психиатрия оторвана от других специальностей медицины больно бьет не только по пациентам, но и по врачам. Психиатр не имеет представления ни о нейростероидах (эти гормоны вырабатываются в том числе и структурами мозга), ни о цитокинах (при психических расстройствах мы часто видим нарушение баланса провоспалительных и противовоспалительных интерлейкинов), ни об антителах к разным микроструктурам мозга (нейронный тест). Удивительно, но практически нигде, кроме нашей клиники вы не сможете определить концентрацию психотропных препаратов в крови и их метаболитов, а тем более сопоставить их с данными фармакологической генетики.

Пациенты, привыкшие к формальной (феноменологической) постановке диагноза (как правило без какого — либо объективного исследования вообще) в государственной психиатрии, обижаются на нас за то, что мы ставим им не один, а два или даже несколько диагнозов, включая основной и сопутствующие. Они полагают, впрочем, как и многие психиатры, что психические расстройства не являются отражением пораженного мозга и не влияют на разные системы организма (остается признать, что психические болезни — проделки дьявола) и не понимают, как можно лечить психическое расстройство без психотропных препаратов, просто стабилизируя состояние организма (там, где было выявлено его повреждение, та и следует навести порядок). Что меня еще удивляет в современных психиатрах: неприятие (от незнания) современной физиотерапии психических расстройств и несколько снисходительное отношение к психотерапии, подбор психотропных препаратов и их доз методом «проб и ошибок» , пренебрежительный взгляд на альтернативную медицину.