ТРАНСФОРМАЦИЯ РЕПРЕЗЕНТАЦИЙ ОСМАНСКОЙ ИМПЕРИИ В РОССИИ (КОНЕЦ XVIII – ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА XIX В.) | Опубликовать статью ВАК, elibrary (НЭБ)

Касумова М. Ю.

Кандидат филологических наук, ассоциированный профессор Университета «Фатих», Стамбул

ТРАНСФОРМАЦИЯ РЕПРЕЗЕНТАЦИЙ ОСМАНСКОЙ ИМПЕРИИ В РОССИИ (КОНЕЦ XVIII – ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА XIX В.)

Аннотация

В статье рассматриваются пути и причины трансформации, доминировавших в российском обществе, представлений о роли и значении Османской империи и Востока в целом во внешней политике России. Показаны различные точки зрения на политику  Российской империи в Азии.

Ключевые слова: Россия, Османская империя, Восток, репрезентации, внешняя политика.

Kasumova M.

Candidate of Philology Sciences, Associate Professor Fatih University, Istanbul

TRANSFORMATION REPRESENTATIONS OF THE OTTOMAN EMPIRE IN RUSSIA (END XVIII – FIRST HALF XIX CENTURY)

Abstract

The article discusses the ways and reasons of transformation that dominated Russian society, perceptions about the roles and significance of the Ottoman Empire and the East in Russian foreign policy. Shows a different perspectives on the policy of the Russian Empire in Asia.

Keywords: Russia, the Ottoman Empire, East, representations, foreign policy.

Вопросы о политиче­ских принципах России по отношению к Османской империи неоднократно поднимались Александром I и Николаем I, А. П.Ермоловым, М. М.Сперанским и Е. Ф. Канкриным,  стремившихся по-своему раз­решить проблемы, остро вставшие перед Россией в XIX столетии.

Многие тенденции в российско-османских отношениях и в понимании Востока россия­нами были заложены еще в XVIII в. Вместе с тем, сравнение воззре­ний на Восток (Азию) россиян XVIII и XIX вв., позволяет выявить принципиально новые явления в отечественной общественной мысли в периоды правления Александра I и Николая I.

Прежде всего, необходимо выделить несколько основных социокультурных и политических факто­ров, определявших в начале XIX в. отношение россиян к Османской империи. Российское государство с XVI в. взаимодействовало, а с XVIII в. включало в себя бывшие османские территории, поэтому Восток ни­когда не был для россиян далекой экзотикой. Восточные торговцы стали к началу XIX в. привычными обитателя­ми российских городов. В 1816 г. анонимный автор, описывая Летний сад и «гульбище подле Адмиралтейства», выделял в петербургской толпе таких людей, как «Арапы, Турки, Армяне, каждый в своем национальном наряде… Вот Англи­чане… вот Турки, вот Греки, вот Армяне…».[2, 559]

Восприятие широкими кругами общественности ин­формации о Востоке в целом и Османской империи, в частности, накопленной в сфере академического востоко­ведения к началу XIX в., затруднялось тем, что «главным содержа­нием востоковедных исследований было выявление, перевод и ком­ментарий древнего или средневекового источника… Актуальными и политическими вопросами восточных стран ориенталисты, как пра­вило, не занимались». [3,371]

Некоторое представление о характере сведений относительно Востока и считавшейся его составной частью, Османской Турции, доступных для господствующих классов в эпоху Екатерины II, дают материалы дневника С. А.Порошина, который выполнял обязанности воспитателя великого князя Павла Петровича, будущего им­ператора Павла I. Это изложе­ние в конспективном виде повседневных событий и разговоров в течение фактически полу­тора лет позволяет очертить круг информации о Востоке, доступной для российской политической элиты.

В беседах людей из окружения императрицы и наследника пре­стола Восток представлен довольно широко и географически, и во временном срезе. Постоянен интерес к Османской империи и Пер­сии. Уровень осмысления Востока различными собеседниками импе­ратрицы и наследника далеко не одинаков. Здесь и открытая непри­язнь к Османской империи со стороны Панина (которая, тем не менее, никак не отражается на приеме турецкого посла), и простое человеческое лю­бопытство по отношению к обычаям восточных народов.

Вместе с тем нельзя не заметить бессистемность и поверхност­ность информации о Востоке, поступающей ко двору. Кроме того, значительные трудности в усвоении и применении на практике накопленных в течение XVIII в. сведений о Востоке созда­вали и особенности политического развития России. В 1796 г. Ека­терину II на российском троне сменил Павел I. Происходила смена внешне­политических ориентиров. Таким образом, политиче­ская традиция прерывалась.

Разумеется, Павел I должен был действовать в сложившихся ра­нее политических реалиях, однако основные направления внешней политики России при нем фактически формировались заново. Александр I, придя к власти, декларировал воз­вращение к екатерининским порядкам, чтобы восстановить прерван­ную политическую традицию. В этих условиях сведения об Османской империи, собранные в XVIII столе­тии, конечно же, учитывались российским правительством, однако ни характер, ни объем этих данных уже не соответствовали его за­просам.

Недостаток достоверных знаний об азиатских обществах долгое время не позволял адекватно оценить уровень их развития. В частности, это невозмож­но было сделать из-за отсутствия хотя бы приблизительных данных о количестве проживавшего там населения. Цифры, приводившиеся различными исследователями в отношении одной и той же страны, зачастую разнились в несколько раз. 29 сентября 1828 г. в «Северной Пчеле» (№ 117) была перепечата­на из французского журнала заметка «О народонаселении Турции», где выражалось сомнение по поводу точности статистических данных об Османской империи.

В 1816 г. адмирал Н.С.Мордвинов подал на рассмотрение Комитета министров записку, посвященную «умиротворению» Кавказа. Мордвинов намечал и главную перспективу россий­ской политики: «…Россия должна иметь… не единую, временную токмо безопасность… Пред нею лежат Персия и Индия. К оным проложить должно дороги и соделать их отверстыми и безо­пасными во внутренность России. Европа устарела и требует мало от избытков наших; Азия, юная, необразованная, теснее соединиться может с Россиею, и все, что изящное в превосходстве просвещения и труде заключается, послужит к увеличению могущества России над сею пространнейшею частью света». [4,148 – 155]

Мордвинов актуализировал тезис о необходимости развития экономических связей преимущественно с Азией, выдвинутый еще в XVIII в. Его мнение получило не только поддержку чле­нов Комитета министров, но и высочайшее одобрение. [1, 148 – 149, прим.1]

14 ноября 1828 г. «Коммерческая Газета» (№ 91) со ссылкой на немецкую прессу перепечатала статью, где высказывалось предполо­жение, что полная победа России над Османской империей «восста­новит существовавшие прежде между Азиею и Европою торговые сообщения, обратит на древнюю сухопутную дорогу большую часть производящейся ныне чрез Английские  Ост-Индские владения Азиатской торговли и освободит Европейский рынок от тягостной монополии Англичан и от торгового их первенства».

В 1840-е годы господствующий, официальный дискурс, словами Уварова, высказывал и новые идеи  относительно политических принципов России в Азиатском регионе. По его мнению, новый этап развития человечества будет связан с «победой» европейцев над Азией, однако проникновение России в Азию должно носить характер не завоевательный, а просветительский: «В общем просвещении находится залог общей независимости. …побеждать просвещением… распространением наук и художеств, об­разованием и благоденствием побежденных – вот единственный способ завоевания, от коего ныне можно ожидать прочности веко­вой…». [8, 22]  Идеи Уварова ознаменовали новый этап в формировании россий­ских представлений о Востоке. Провозглашая Восток единственным источником европейской культуры, он пришел к выводу о существо­вании всеобщих (свойственных и Европе, и Азии) принципов исто­рического и культурного развития. [8, 31 – 32]

Идеализация Востока, характерная для эпохи Александра I, продолжала существовать у части российского общества и в последующие годы. Новые оттенки к концепции Уварова добавила лекция профессора Казанского универ­ситета О.М.Ковалевского (1801—1878), прочитанная в 1837 г. История европейской цивилизации рассматривалась как процесс взаимодействия европейских и азиатских народов. В древ­ности Европа «два раза ополчалась против Азии, и оба раза наши предприятия остались без желаемого успеха. Мы не покорили Азии» В свою очередь, Европа «неоднократно уже встревожена была нашествием Азиятских народов». [5, 5]

России принадлежит почетная роль осуществления синтеза европейских и азиатских культур (Ковалевский фактически дословно цитирует Уварова): «…Провидение, управляю­щее судьбами России, предназначило ей быть посредницею между Европой и Азией для сообщения сей… части света (Азии) плодов истинного образования, которое мы сами приобретаем с неимоверным трудом…». [5, 14 – 15]

Подобных взглядов придерживался и В. Григорьев. В 1840 г, он произнес речь «Об отношении России к Вос­току». Ученый-востоко­вед говорил, что «пророческое предчувствие… лучезарного будущего таилось всегда в глубине души Русской, выражаясь бессознательно как в действиях Правительства, так и в характере целого народа». [6, 5]

Будущее России он связывал с ее просветительской миссией на Востоке. Призвание России «в отно­шении к племенам Азии – сохранить их, устроить и просветить». Залог успеха просветительской миссии России Григорьев видел в близости славянской и азиатской культур: «Какое же из племен Европейских сохранило в себе более Азиятского элемента, как ни Славянское…». Именно это позволит России быть наилучшим посредником между Западной Европой и Азией. Достижения западноевропейской цивилизации бесполезно переда­вать на Восток в полном объеме: «Мы передадим Азии только то, что Европа произвела хорошего, переработав прежде Европейскую цивилизацию в самих себе…». Благодаря постепенно­му внедрению нововведений восточные общества будут эволюциони­ровать в направлении «лучшего устройства и управления обществен­ного».[6, 6 – 8]

Таким образом, трансформация господствующего дискурса о Востоке и об Османской империи в указанный период позволяет сделать вывод о том, что все репрезентации восточных обществ в наибольшей мере зависели от внешнеполитических практик российских властей.